Кривулин, Виктор Борисович: различия между версиями

Виктор Кривулин
Виктор Кривулин (1992)
Псевдонимы	А. Каломиров и Арк. Бережнов
Дата рождения	9 июля 1944(1944-07-09)[1][2][…]
Место рождения	Кадиевка, Ворошиловградская область, Украинская ССР, СССР
Дата смерти	17 марта 2001(2001-03-17)[1][2][…] (56 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург, Россия[3]
Гражданство	СССР→  Россия
Образование	филологический факультет СПбГУ
Род деятельности	поэт, прозаик, эссеист
Язык произведений	русский
Премии	Премия Андрея Белого (1978)
Награды	Премия Андрея Белого
Медиафайлы на Викискладе
Цитаты в Викицитатнике

Ви́ктор Бори́сович Криву́лин (9 июля 1944^[1][2][…], Кадиевка, Ворошиловградская область — 17 марта 2001^[1][2][…], Санкт-Петербург^[3]) — русский поэт и прозаик, эссеист, редактор, критик, литературовед, культуролог, переводчик^[4]. Один из главных представителей ленинградского андеграунда^[5]. Вице-президент питерского ПЕН-клуба. Член редколлегии журнала «Вестник новой литературы».

Отец, Борис Афанасьевич Кривулин, родился в Вологде, был кадровым политработником, старшим батальонным комиссаром, служил в 123-й стрелковой дивизии с момента её создания, в том числе во время Финской войны. В начале ВОВ дослужился до комиссара штаба дивизии.

Мать, Евгения Борисовна, наполовину еврейка, наполовину полька (по некоторым данным, родом из польской шляхты) — до войны была медсестрой в больнице завода «Арсенал». После начала войны добровольно отправилась в 168-й медсанбат, позже — была назначена фельдшером в отдельную автороту. Капитан медицинской службы.

В раннем детстве заболел полиомиелитом. Преодоление болезни стало одной из основ характера, интерпретирующего препятствия как вызов^[6].

Ольга Седакова поэт, литературовед, критик:

Нужно ли говорить, что при всей программной имперсональности это и был интимно личный опыт? Никто из тех, кто общался с Кривулиным, не вспоминал о его увечье, о той боли, с которой он с детства жил – казалось – как ни в чем не бывало, ничуть не напоминая при этом героев самопреодоления. Мы просто забывали, чего это стоит. И – с благодарностью ему – не будем вспоминать и дальше. ^[7].

Окончил школу № 67 (бывшую 1-ю Петербургскую гимназию), где и стал сочинять стихи.

С 1962 посещал литературное объединение, которым руководил Глеб Семёнов. Но очень рано понял, что из себя представляет советская литература. Первые юношеские стихотворения по инерции ЛИТО вошли в сборник поэтов Дворца пионеров «Голоса юных», затем появились в журнале «Советский Союз» (1962). Но в этом же году состоялась первая публикация в самиздатском сборнике «Лай», в 1964 в сборнике К. К. Кузьминского и Б. И. Тайгина «Антология советской патологии», затем в 1966 — в альманахе «Звенья».

Никаких иллюзий не было и по поводу советской власти. Повинуясь импульсивному решению, незадолго до защиты диплома подал заявление о выходе из комсомола, что в дальнейшем вызывало некоторые препятствия при устройстве на работу. Его студенческие работы о Хлебникове, Баратынском, Анненском привлекли внимание литературоведов, в том числе Дмитрий Максимова, связывавшего с очень способным студентом большие литературоведческие надежды. Но Кривулин очень рано выбрал поэзию^[8] .

В 1967 году окончил филологический факультет ЛГУ. Защитил диплом по творчеству Иннокентия Анненского.

Был близко знаком с Т.Г. Гнедич, Л.Я, Гинзбург, Анной Ахматовой, с которой общался в ее последние годы в 1960—65.

После окончания университета недолго работал школьным учителем, редактором-референтом в Доме санитарного просвещения, много лет подрабатывал репетиторством, успешно готовя абитуриентов к поступлению на гуманитарные отделения вузов, в том числе ленинградского и тартусского университетов. 17 лет служил редактором издательского отдела Комитета по здравоохранению Ленинградской области.

Но главным была жизнь внутри «второй культуры».

Отчасти совпал вектор общественного движения и вектор личной судьбы и ее воплощения. Очень быстро его квартира на Большом пр. Петроградской стороны стала открытым домом, притягивая все новых и новых посетителей на протяжении десятилетий^[6]. Каждый вечер здесь появлялись старые и новые друзья и знакомые. От многолетних приятелей по университету до почти случайных знакомых по Сайгону и просто приятелей знакомых. Обладая азартным даром общения, любил знакомить и соединять людей. В частности, был тем, через кого поэты и художники московского концептуализма познакомились с ленинградским андеграундом и его наиболее яркими представителями. Дружил с М. Шейнкером. Близко, но и с оттенком взаимной ревности и конкуренции общался с Е. Шварц, ценил и дружил с А. Н. Мироновым, С. Г. Стратановским, Т. С. Буковской, О. Охапкиным, Н. Л. Подольским, В. Г. Ширали, М.Ю. Бергом.

Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

А я к тому времени читала Кривулина в самиздате и так восхищалась — думаю, как это здорово, как это похоже на Мандельштама, на Рильке. И думаю: «только Кривулин может Хайдеггера освоить». Напросилась к нему на свидание, пришла. Меня никто не знал ещё там, во второй культуре. И говорю: «Мне Хайдеггер прислал стихи». Кривулин — мэтр такой — говорит: «Я если сам не переведу — пошлю Ольге Седаковой». Вот так я всех сразу узнала, кто там у нас. Так и получилось. Сам он не перевел и послал Ольге Седаковой. Ольга передала эти стихи во Францию, потому что кто-то из Франции к ней приехал, она перевела на русский, по-моему, с русского они перевели на французский. ^[9]

И одновременно проявил талант организатора общественного пространства и воодушевления людей. Вел богемный образ жизни, увлекался и легко увлекал других. Но при этом проявлял неукротимую энергию и способность создавать новые формы бытования нонконформистской культуры. В 1974 - один из составителей представительного сборника ленинградской неофициальной поэзии "Лепта"^[10], который был предложен для публикации в ленинградское отделение союза писателей, и отказ от публикация стал вехой в самоопределении ленинградского андеграунда.

Генрих Сапгир, поэт:

А уж потом я посетил его большую коммунальную квартиру на Петроградской. Это был поэтический центр, можно сказать, всего Питера. То и дело раздавались телефонные звонки, приходили молодые поэты, появлялись девушки, целые компании. Приехать в Ленинград и не зайти к Кривулину — мы, москвичи, себе этого не представляли... Но еще раньше все же была квартира 37. Там он жил со своей тогдашней женой Таней Горичевой — и тоже было много приходящих, которые делились на поэтов и философов. Философы были по части Тани. Я как-то посидел на очередном философском собрании, показалось скучновато. Помню оранжевый свет абажура на столе с рукописями. Здесь творился самиздатский журнал 37 . И на входной двери — мелом 37. И в памяти — 37 год. Так что все одно к одному^[11].

Б.И. Иванов, редактор самиздатского журнала «Часы», критик:

Для того чтобы стать Кривулиным, нужно было… в юности пережить пору “штурма и натиска”, писать вместе со сверстниками манифесты, — а их пишут, когда верят в свое высокое предназначение и хотят перевернуть мир. “Подражая футуристам, мы манифестировали свою гениальность” — так написал Кривулин об этих годах в автобиографических очерках, собранных в книге “Охота на Мамонта”.^[6].

В 1970-е - один из крупнейших деятелей литературного и культурологического андеграунда "^[12]: выпускал самиздатские журналы — с дек. 1975 «37» (редактировал совместно с Т. М. Го́ричевой и Л. Рудкевичем), с 1979 — «Северная почта» (совместно с С. Дедюлиным) и др. Организовал семинар «Культура начала века и современное сознание»)^[13].

Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

Я вышла замуж за Виктора Кривулина, у нас была большущая подвальная квартира на Курляндской улице, с крысами, с котами. И все, кто выходил из тюрьмы, из сумасшедшего дома, шли к нам туда, в эту квартиру, двери не закрывались, многие прямо в окно входили. Наши семинары были по пятницам: у Кривулина был поэтический семинар, а у меня религиозный, и мы чередовались^[9]. .

Первый лауреат премии Андрея Белого за 1978 год.

Принципиальным шагом стало принятие православное крещения; уже до этого - один из активных представителей ленинградской религиозной поэзии (сам именовал ее спиритуальной^{[14] [15]}, вместе с Т. М. Го́ричевой проводил Религиозно-философский и Культурно-просветительский семинары^[6].

Основной теоретик ленинградского андеграунда. Автор самых принципиальных и наиболее часто цитируемых статей по истории и проблематике «второй культуры», ленинградской и московской неофициальной литературе^[5].

При огромных физических ограничениях, накладываемых пережитой болезнью, обладал неукротимой энергией и смелостью, подчас вызывающей и провокационной. Сама действительность требовала преображения, она и преображалась в непрерывном труде воплощения и в рассказах, легко обретающих возможные или трудно представимые очертания. Сам характер обладал немного насмешливой, порой инфантильной, но заразительной силой и изобретательностью. Постоянно изобретались все новые и новые формы противостояния советской власти и советской литературе, от профсоюза неофициальных писателей до все новых форм социализации и самовыражения андеграунда. Был, безусловно, тщеславным, хотя к этому тщеславию часто промешивалась смягчающая ее детскость, какая-то обаятельная наивность, но свой статус, свое конкуретное преимущество всегда отстаивал с азартом, который далеко не всем нравился.

Наталия Ковалева, филолог, сценарист-драматург, журналист:

Он был какой-то непотопляемый, хотя сколько раз любой другой сломался бы на его месте. Хромой, проведший детство в санаториях, а отрочество — в обычных пионерских лагерях, где приходилось бороться за выживание. Дети — жестокий народ, а палка — такая потеха. Можно задразнить до смерти. Но палка, как оказалось, еще и оружие обороны, а способность интересно рассказывать завораживала потенциальных противников. Вот эта способность завораживать и привораживать осталась у него на всю жизнь. ^[16].

Виктор Кривулин, поэт:

О себе писать стыдно, и тем не менее я всю сознательную жизнь этим занимаюсь, избрав медитативную элегию в качестве преимущественного жанра, может быть, потому, что в других разновидностях словесной деятельности "я" пишущего не так существенно^[17].

Ольга Седакова, поэт, литературовед, критик:

Трудна ее новизна: она лежит не в тех областях, где привычно ожидают встретить новое – и где его уже давно не может быть: в каких-то «находках», «концепциях», разрушениях и смещениях норм и форм и т.п. Новизна, которая в самом деле необходима, связана с какой-то вестью (говоря по-мандельштамовски: «Не бумажные дести, а вести») о нашем положении в мире, который современный художник переживает как сверхисторический или постисторический. Ирония, патетическое проклятие, гротеск, холодная игра – все эти позиции отторжения истории стали отчетливо рутинными. Предложение Кривулина я назвала бы возвращением теплоты – но уже осознанной, знающей теплоты. Знающей, что утрата очеловечивает и мучение приобщает к «сердцу Мира»^[18].

Михаил Берг, писатель, литературовед, критик:

Кривулин для меня – главный поэт нашей эпохи, наравне c Приговым. Его историзм, его ветвистая образная система, собирающая под увеличительным стеклом столь мелкие и точные социально узнаваемые детали, столь осторожное сочетание просторечия с приперченной иронией цитатами высокого стиля, эта серьезность в отношении к другому и титаническая вера в себя, заслуживают внимания любой интенсивности^[19]

Находился под непрерывным и кропотливым давлением КГБ, которая, однако, воспринималась как опасная игра с непонятным итогом. С ним проводились частные беседы, многократные попытки вербовки, предлагалась варианты компромиссов, неизменно отвергаемых. В какой-то степени силе протеста добавляла мысль, что отправить в лагерь инвалида будет слишком затратно для репутации советской власти, но КГБ арестовывало и инвалидов. Более всего КГБ занимал даже не самиздат, а публикации за рубежом, а он был одним из самых публикуемых авторов ленинградской неофициальной литературы в эмигрантских изданиях.

Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

Говорили, что все кагэбэшники, все стукачи в пятницу вообще собираются у нас, в квартире 37, что можно везде рассказывать антисоветские анекдоты, потому что всё КГБ сидит у нас. Бывало столько народу, что мы, конечно, не могли вообще никак понять, кто и что. И еще мы с ним делали журнал «37», на машинках печатали, совсем на тоненькой бумаге. И по всей квартире были разложены эти бумажки, и мы с Кривулиным собирали. Всё это бесплатно делали, какие-то девушки-машинистки приезжали со всех городов. У нас не было ни дня, ни ночи. ^[9].

Наталия Ковалева, филолог, сценарист-драматург, журналист:

Власти его сильно недолюбливали. Он был диссидентом, вокруг него всегда собиралось много подозрительных людей; КГБ присматривал за ним, но не арестовывал, вероятно, по причине его инвалидности и известности за границей.. ^[16].

После назначения на пост руководителя ленинградского КГБ О. Калугина давление усилилось. И в итоге серии обысков и угроз ареста вынужден был прекратить в 1981 издание журналов «37» и «Северная почта». При этом отказался от предложения КГБ возглавить литературное объединение при ленинградском Союзе писателей, но в Клуб-81 вступил, организуя на его сцене ряд принципиальных чтений, в том числе с группой ЕПС (В. Ерофеев, Д.А, Пригов, В. Сорокин) и другими представителями московского андеграунда.

Отношения с поэтами московского концептуализма менялось, в зависимости от ситуации. На первом этапе, пока известность и слава московских концептуалистов было невелика, являлся одним из главных пропагандистов поэтики и практик концептуалистов внутри ленинградского андеграунда, что соответствовало собственной критике ленинградской неофициально поэзии, как слишком традиционной и остающейся в рамках классического канона. Однако после перестройке, когда московские концептуалиста были подняты как символ и самое высшее достижение современной культуры, стал критиковать концептуалистов за повторы сюжетов и приемов, слишком жесткую привязку к обстоятельствах советской культуры и истории. Ревниво отстаивая вариант локальной ценности практик концептуалистов, остающихся внутри советского пространства и теряющих слишком много при выходе за его пределы.

С эпохи перестройки — многолетний колумнист газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung . В 1988-89 годах читал лекции в Париже. При поддержке А. Хвостенко снял фильм о жизни русской эмиграции во Франции для ленинградского телевидения. Сотрудничал с газетой «Русская мысль»^[20], радио "Свобода", "Немецкой волной", русской службой BBC.

Со студенческой скамьи дружил с сербскими поэтами, славистами, переводчиками. В качестве журналиста ездил в Боснию, где шла война.

Писал рассказы, литературоведческие и критические статьи, эссе. Написал роман «Шмон» (1980, первая публикация “Вестник новой литературы” №2, несколько глав вышло во втором томе трехтомной антологии «Коллекция», составленной Б. Ивановым — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003)^[21].

В последние годы жизни активно занимался политической журналистикой и политикой, стал одним из участников избирательного блока «Северная столица», возглавляемого Г. В. Старовойтовой.

В начале 1990-х гг. член редколлегии журнала «Вестник новой литературы». Вице-президент питерского ПЕН-клуба.

Переводил с английского, с финского и шведского. Его стихи переведены на немецкий, финский, польский, шведский, венгерский, итальянский, голландский и японский языки.

С 1975 печатался в эмигрантских изданиях — «Грани» (первая публикация — за подписью «Стихи анонимного поэта»), «Эхо», «Вестник РХД», «Кон­тинент», «Двадцать два», «Третья волна», «Стрелец», «Новое русское слово» (Нью-Йорк)^[22], в журнале «А-Я», после перестройки в таких изданиях как «Арион», «НЛО», «Знамя», «Неприкосновенный запас», «Октябрь», «Нева», «Волга», «Звезда» и др..

Первые книги под одинаковым названием «Стихи» (1981 и 1988 гг.) вышли в Париже, затем последовали поэтические сборники «Обращение» (1990), «Концерт по заявкам» (1993 — 1-e изд.; 2001 — 2-е изд.), «Последняя книга» (1993), «Предграничье» (1994), «Requiem» (1998), «Купание в иордани» (1998), «Стихи юбилейного года» (2001), «Стихи после стихов» (2001). Посмертно вышла книга стихов 1970-х «Композиции» (2010).

Автор восьми книг стихов ^[7] (две из них — в переводе на немецкий и финский), книг эссеистами и статей, ряда ранних рассказов, опубликованных в том числе в журнале «Континент» № 56, 60 за 1976 год.

Умер после тяжелой болезни, неоперабельного рака лёгкого. Похоронен на Смоленском православном кладбище Санкт-Петербурга.

Первая жена Анна Кацман ^[23].

Вторая жена Татьяна Го́ричева до её эмиграции в 1980 году. Татьяна Горичева, философ, соредактор самиздатского журнала «37», критик:

С Кривулиным мы развелись быстро. Не потому, что мы как-то так жутко рассорились, а просто мое православие было очень суровым, а Кривулинское православие пошло в какое-то, как мне тогда казалось, легкомыслие. То есть, он постов не соблюдал, а это очень важно для новоначальных. Я до миллиметра страстно хотела быть совершенной и быть в послушании… И я как-то с Кривулиным просто уже перестала разговаривать, взяла и ушла. Нет, он и поддерживал наше женское движение, мы дружили, но брака никакого не было. Потом он скончался. Он — великий человек, конечно… ^[9].

Третья жена - Светлана, от которой сын Лев, погибший за год до смерти отца.

Четвертая жена Наталия Ковалева ^[16].

Пятая — филолог Ольга Кушлина, подготовившая вместе с М. Шейнкером трехтомное собрание сочинений поэта.

• Кривулин Виктор. Стихи. — Париж: Ритм, 1981. — 62 с.
• Кривулин, Виктор. Стихи. — Париж, Ленинград: Беседа, 1988. — Т. 1,2. — 150, 205 с.
• Кривулин Виктор. Обращение. — Л.: Советский писатель, 1990. — 64 с. — ISBN 5-26501-283-4.
• Кривулин Виктор. Концерт по заявкам. Три книги стихов трех последних лет (1990-1992) = Послесловие автора: Эссе «Охота на мамонта, или Нищета Петербурга на фоне ленинградского нищенства» / Худож. Анатолий Васильев. — СПб.: Приложение к журналу «Петрополь», 1993. — 99 с. — («Пе��ербургское соло». Вып. 8). — Первые 100 экз. нумерованы и подписаны автором, раскрашены художником; 1000 экз. — ISBN 5-7282-0037-0.
• Кривулин Виктор. Предграничье: Тексты 1993—94 гг.. — СПб.: Борей-арт, 1994. — 52 с. — ISBN 5-7287-0122-9.
• Кривулин Виктор. Requiem. — М.: АРГО-РИСК, 1998. — 20 с. — ISBN 5-900506-84-3.
• Кривулин Виктор. Купание в иордани. — СПб.: Пушкинский фонд, 1998. — 80 с. — (Автограф). — ISBN 5-89803-020-4.
• Кривулин Виктор. Охота на мамонта. — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 1998. — 333 с. — (Русский Пен-Клуб). — ISBN 5-86789-073-2.
• Кривулин Виктор. Стихи юбилейного года. — М.: ОГИ, 2001. — 80 с. — (Поэтическая серия клуба «Проект ОГИ»). — ISBN 5-94282-020-1.
• Кривулин Виктор. Концерт по заявкам. Три книги стихов трех последних лет (1990-1992) = Послесловие автора: Эссе «Охота на мамонта, или Нищета Петербурга на фоне ленинградского нищенства» / Худож. А. Васильев. — 2-е издание.. — СПб.: Издательство Фонда русской поэзии, 2001. — 109 с. — 1000 экз. — ISBN 5-89108-061-3.
• Кривулин Виктор. Стихи после стихов. — СПб.: Петербургский писатель; Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2001. — 144 с. — (Русский Пен-Клуб). — ISBN 5-86789-135-6.
• Кривулин Виктор. Композиции. — М.: АРГО-РИСК; Книж��ое обозрение, 2009. — 104 с. — (Книжный проект журнала «Воздух», вып.46; «In Memoriam», вып.3). — ISBN 5-86856-189-9.
• Кривулин Виктор. Воскресные облака. — СПб.: Пальмира, 2017. — 232 с. — (Часть речи). — ISBN 978-5-521-00139-2.
• Кривулин Виктор. Стихи: 1964—1984. — Сост., послесл. и коммент. О. Б. Кушлиной и М. Я. Шайнкера. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. — 552 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-89059-514-0.
• Кривулин Виктор. Проза. — Сост., послесл. и коммент. О. Б. Кушлиной и М. Я. Шайнкера. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. — 296 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-89059-515-7.

Антологии

• Русская поэзия. XX век. Антология. — Под редакцией В. А. Кострова. [В. Кривулин; биб. справ. — C. 743—744: Метампсихоза. Непростое время. Говорящая птичка. На языке флажков. Реквием. (Стихи)]. — М.: ОЛМА—ПРЕСС, 1999. — 926 с.; В пер.; ил.; 11 000 экз. — ISBN 5-224-00134-X

• Лауреат премии им. Андрея Белого (1978)
• Лауреат премии Всесоюзного конкурса верлибра (Калуга, 1989)
• Лауреат Пушкинской премии-стипендии фонда Топфера (ФРГ, 1990)

• Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / В. Казак ; [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.
• Иванов, Борис. Виктор Кривулин - поэт российского Ренессанса (1944-2001) // Петербургская поэзия в лицах : очерки / Иванов, Борис, сост. — Москва: Новое литературное обозрение, 2011. — С. 293—368. — 392 с. — ISBN 9785867937980.
• Павел Крусанов, Наль Подольский, при участии А. Хлобыстина и С. Коровина. Беспокойники города Питера. — Санкт-Петербург: Амфора, 2006. — С. 154—177. — 302 с. — ISBN 5-367-00173-4.
• Josephine von Zitzewitz. Poetry and the Leningrad Religious-Philosophical Seminar 1974-1980. Music for a Deaf Age / Managing Editor Dr Graham Nelson. — Cambridge: Legenda: Modern Humanities Research Association and Routledge, 2016. — 243 p. — ISBN 978-1-909662-92-6.

• Виктор Кривулин в «Журнальном зале»
• Виктор Кривулин на сайте «Новая карта русской литературы»
• Виктор Кривулин на сайте «Неофициальная поэзия»
• Виктор Кривулин. Российская государственная библиотека
• Виктор Кривулин в Британской библиотеке
• ВАВИЛОН: Тексты и авторы: Виктор КРИВУЛИН
• Русская поэзия 1960-х годов как гипертекст. Виктор КРИВУЛИН
• Обтаз-arts. Виктор Кривулин
• Виктор Кривулин на Викиливре.ру
• Виктор Кривулин в электронном архиве Центра Андрея Белого